(о проблеме вовлечения первых лиц)
Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус.
Способ осуществления деятельности
В драке побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто злее.
Практика
Это рассказ, в котором от первого лица в аллегорической форме описаны будни директора отечественного промышленного предприятия. Этот человек вынужден вести борьбу (если не сказать - драку) сразу по нескольким фронтам, среди которых особенно суровыми являются внешние...
В рассказе рассуждается о том, насколько идеи БП могут помочь в этой борьбе.
Эдика я особенно не боялся. Руками он махал не лучше, чем пьяный свидетель на свадьбе. Конечно, у него был очень тяжелый удар с правой, но, к счастью, это было все, что он умел. Вот и сейчас он тяжело сопел, раскачиваясь в метре от меня, и на его мощном загривке уже проступил первый пот. Эдик был росл, крепок и пузат, его богатырское тело было покрыто курчавым волосом, и в пылу драки он напоминал овцебыка, вставшего на цыпочки. Топча мои огурцы, которые, казалось, еще вчера я бережно поливал под корешок, и путаясь ногами в плетнях, он надвигался на меня с грацией бульдозера и все время почти незаметно подворачивался против часовой стрелки, пытаясь вывести на ударную позицию свою правую.
- А-а-а, опять воспитательный процесс? Надо, надо ему! – это мой сосед по участку, Быдленко, прервал работу и, привалившись к забору, наблюдал за бесплатным шоу. – Я полностью на вашей стороне, Эдуард Михайлович! И как только у вас терпения хватает целый год ждать, добрейшей вы души человек! Врежьте этому прохиндею как следует!
Эдику сегодня и так повезло уже дважды, и в голове у меня гудело как в трансформаторной будке. Левого уха я не чувствовал, левый глаз заливала кровь из глубоко рассеченной брови.
- И куда ж ты сунулся, молокосос, – это сосед уже мне, – тебе только вагоны разгружать! Такие неудачники, как ты, только цены на местном рынке опускают!
А день так хорошо начинался! В кои-то веки я выспался, встал легко. Солнце еще целовалось с горизонтом, а я уже с удовольствием завтракал яйцами всмятку, намазывая ломти свежайшего батона сливочным маслом. Напротив дымился кофейник, наполняя террасу дивным ароматом. Утренняя роса еще не просохла, и запах хорошего кофе бросался в объятья благоуханию влажной яблоневой листвы, трогая в душе какие-то неведомые бархатные струны.
Кстати, за завтраком я просмотрел утреннюю корреспонденцию. Аккуратно сложил и отложил в сторонку:
- вызов в прокуратуру для получения очередного предписания (по итогам плановой проверки РосОвощНадзора);
- рекламный проспект компании, производящей азотные удобрения;
- счета за газ и электричество.
Скомкал и направил в мусорную корзину:
- запрос из торгово-промышленной палаты на предоставление: а) статистики по объему производства сельскохозяйственной продукции за I полугодие текущего года; б) план по означенному производству до 2020 года включительно (оба документа требовалось предоставить не позднее 14:00 сегодняшнего дня);
- письмо из городской администрации с просьбой оказать материальную помощь городскому детскому дому (в письме почему-то был указан расчетный счет другой организации; вариант помощи продуктами заранее отвергался);
- предложение редакции журнала «Вот такая репа» разместить тематическую статью, просьбу дать интервью еженедельнику «Укроп без границ» и приглашение принять участие в научно-практической конференции «Тыква как инструмент» (стоимость участия для физических лиц и индивидуальных предпринимателей – 32 тысячи рублей).
С минуту посидел в раздумии, потом достал из корзины скомканные бумажки, аккуратно развернул их, расправил, тщательно порвал на мелкие кусочки и торжественно сжег. Акт всесожжения имел глубоко символический смысл и был призван продемонстрировать бунт личности против спама.
И вообще, сегодня, едва открыв глаза, я дал себе слово, что этот день проживу по-особенному. Сегодня я сделаю все в точности так, как задумал. Сегодня ничто не помешает мне плодотворно трудиться весь день! Сегодня начнется новая эра. С сегодняшнего дня я перестану быть тряпичной куклой, беспомощно дрыгающейся на капроновых нитях враждебных обстоятельств!
И вот, по злой иронии судьбы новая эра началась с того, что я получил в ухо. Всего четверть часа назад, исполненный необоримого желания изменить мир к лучшему, я вышел в сад, но едва успел натянуть новые хэбэшные перчатки и взять лопату, как скрипнула калитка, и в мои владения ввалился Эдик. И вот теперь я уже дважды получил по хлеборезке…
Эдика я часто ловил на нехитрый прием. Держа дистанцию, я отступал вглубь огорода, к капустным грядкам, где уже вытянули шеи тугие крепкие кочаны. Как только Эдик с ходу врубался в стройную шеренгу бело-зеленых лопухастых голов, координация окончательно подводила его, и оставалось лишь немного подождать, пока овцебык с хрустом не отбросит копыта в капусте. Здесь уж нужно было не терять времени! У Эдика, как у всех самцов-переростков, излишне надеющихся на грубую силу, была дурная привычка давать себе время очухаться. Поднимаясь, он сначала становился на четвереньки и начинал трясти головой, словно приглашая неспешно подойти к нему и со всей дури врезать ногой в челюсть. Вот и сегодня мы решили не отступать от добрых традиций.
Присев на круп временно нетрудоспособного Эдика, я рукавом свитера стал оттирать от густеющей крови незрячий глаз. Соседа след простыл.
Вот тебе и поработал плодотворно! Опять план на день летел ко всем чертям прямо с самого утра… А он был, план этот. Уж не знаю, какой из меня стратег, поэтому о стратегическом планировании рассуждать не стану, но следующий месяц, грядущую неделю и завтрашний рабочий день я планировал всегда. Жизнь же так и норовила отклониться от плана, создавая всевозможные причины, от знакомых до боли до совершенно невероятных. Не могу сказать, что за полтора года я совершенно не научился попадать в план, но до сих пор не менее половины рабочего дня приходилось заниматься «тушением пожаров». Наступит ли день, когда русский бизнес, наконец, стянет с горба пропотевшую засаленную майку с дурацкой надписью «Ни дня без форс-мажора!». Хотя бы для того, чтобы постирать…
С другой стороны, мы сами, видимо, все время путаем способность планировать со склонностью помечтать. Найдется ли в мире другая такая страна, где тратят столько времени на сочинение всевозможных планов, и одновременно, наступает столько форс-мажорных обстоятельств, обращающих эти планы в пыль?
Скрипнув тормозами, у моего забора остановился ментовский уазик. Это тоже стало доброй традицией: раньше Быдленко вызывал ментов только в тех редких случаях, когда мне удавалось одолеть Эдика, теперь же он делает это сразу после начала драки. При этом, если менты приезжают до наступления финала, они начинают «пресекать», но делают это весьма своеобразно, фактически помогая Эдику избивать меня.
Если быть точным, даже не «менты», а «мент». Причем, мент с большой буквы. Я так и буду писать дальше – Мент. У него есть имя, но его никто не помнит. За глаза все так и называют его – Мент. Зачем такому человеку имя?
К Эдику Мент претензий не имеет никогда, поскольку они плотно пересекаются по бизнесу. Согласитесь, последняя фраза даже звучит дико. Но что поделаешь, в нашей стране государственная должность всегда была способом извлечения дохода, т.е. разновидностью бизнеса.
На ходу вынув резиновую дубинку, Мент молча, вразвалку подошел ко мне и размашисто ударил. Я постарался увернуться, и удар пришелся по ребрам. Процесс «пресечения беспорядков» начался в лучших традициях. По голове и лицу Мент старался не бить. Дубинкой Мент всегда работал молча и с каким-то безучастным выражением лица, словно вспоминал далекое детство, в котором он мучил котят. Веки его были сонно полуприкрыты, как у обожравшегося за обедом.
Подобный мордобой, случавшийся с завидной регулярностью пару раз в неделю, стал для меня уже обычным делом. Бывало, я выходил победителем – вспомнить хотя бы тот трюк с выгребной ямой… Но сегодня, похоже, был не мой день. Спасало всегда одно – они никогда не задавались целью убить меня до смерти.
Боковым зрением я уловил, что Эдик начал приходить в себя, и это меня опечалило. Пока он не очухался, у меня оставался один-единственный шанс. Мента, махавшего «демократизатором», уже начинала беспокоить одышка (физическую форму он не поддерживал), и он стал делать паузы. Улучив момент, я вскочил на ноги, в три прыжка очутился возле бани, ввалился туда под звон падающих тазов и мгновенно задвинул засов. Бане шел четвертый десяток, но построена она была на совесть, и штурмовать сие фортификационное сооружение без спецсредств было бесполезно.
Пока я лежу на черном от воды и времени полу, дыша через раз (болят ребра) и глядя в закопченый потолок единственным глазом, а восставший из земного праха Эдик недозревшей антоновкой со злости бьет стекла крошечных банных окон, у меня есть время познакомить уважаемого читателя с действующими лицами и мизансценой.
Я родился и вырос здесь же, в городе N-ске. Этот клочок земли, уже неоднократно политый моими потом и кровью, полтора года назад я взял в аренду у одного местного деляги с необычной фамилией Мыльный-Пузырев. Решил заняться сельским хозяйством, так сказать, в индивидуальном порядке. Больше я ничего не умею. Картошка, огурцы, капуста, кабачки, морковка, палящее солнце и ведра пролитого пота… Все на городской рынок. Гроши, конечно, но прожить можно. Особенно, если бы не «помощь» моих глубокоуважаемых земляков...
Эдик. Ему я должен денег. Собственно, я должен многим, и, сводя концы с концами, уже давно скатился на пагубный путь перезанимать у вторых, чтобы отдать первым. У Эдика, находясь в безвыходном положении, я занял довольно крупную сумму под совершенно грабительский процент. После того, как мой прошлогодний урожай засох на корню, «ежемесячные платежи» стали мне не по силам, и Эдик стал меня регулярно «навещать».
Эдик – гегемон российской экономики, спекулянт. Он перепродает машины на местном авторынке. Там он с самого раннего утра, желающих расстаться со своими «ласточками» ловит еще перед въездом. В отделе частных объявлений газеты «Из рук в руки» у него сидит знакомая деваха, которая еще до публикации сливает ему все свежие варианты. Таким образом, Эдик постоянно держит руку на пульсе, фильтрует рынок и, прекрасно ориентируясь в ценах, выбирает относительно благополучные машины, торгуется до хрипоты, затем накидывает штуку-две баксов (в зависимости от класса и состояния автомобиля) и продает. С машиной он не делает ни-че-го, даже коврики не моет. Оформляет на родственников и многочисленных приятелей. Три машины в месяц – и ему уже хватает. Малый он, в принципе, не злой, пару раз даже пиво в парке пили, но когда речь заходит о долгах, он становится тупым и требовательным.
Эдика я подвел из-за Равиля. Равиль – сухой жилистый татарин, осевший в N-ске, когда я еще подписывал пеленки. Кличка у него Гуддини. За время проживания в N-ске он явил общественности всего два фокуса, которые, однако, оказались столь удачными, что будут кормить его до самой смерти: он ухитрился выдать дочку за сына главы администрации и в конце девяностых прибрать к рукам бывший колхозный пруд. Чтобы было понятно, объясню: официально к моему участку, как и ко всем остальным на нашей улице, подведены все коммуникации, в том числе и вода. Вода артезианская, но скважина старая, ныне полузаброшенная, и напора в водопроводе практически нет даже ночью. А теперь внимание: равилевский пруд – единственный водоем в радиусе тридцати километров.
Равиль – водовоз. Он кормится тем, что набирает воду из пруда в бочку на колесах, запрягает лошадь и развозит живительную влагу «фазендейрам». Цены рыночные, если не сказать, сказочные. Кстати, деньги на ремонт артезианской скважины выделялись из городского бюджета неоднократно, но всякий раз аккуратно разворовывались – догадайтесь, кем? Правильно, высокопоставленной родней Равиля. Вот такой взаимовыгодный семейный подряд.
С привозной водой есть две проблемы. Во-первых, в начале июля пруд затягивается ряской, вода в нем «зацветает» и начинает откровенно вонять. Во-вторых, Равиль привозит воду не в те часы, когда она нужна для полива, а когда ему вздумается. В этом выражается не столько его необязательность, сколько удивительное презрение к клиентам, которые и так никуда не денутся. Свой статус монополиста Равиль не только глубоко осознает, но и всячески поддерживает.
Когда я только начинал фермерствовать и еще не разбирался в политических хитросплетениях N-ска, меня искусно поссорил с Равилем мой сосед Быдленко.
Быдленко тридцать лет занимается тем, чем я занимаюсь полтора года. Надо признать, он поднаторел. Хозяйство у него крепкое. Образцово-показательный огород, сливовый сад, козы, гуси. Четыре огромных теплицы, на каждую из которых мне пришлось бы работать год: не пить, не есть и копить денежки. Дорожки к теплицам вымощены тротуарной плиткой. Ухоженный сад украшает беседка, увитая виноградом. Продуманность, чувство меры, чистота и порядок поражают воображение. Одним словом, хозяин Быдленко отменный. И ради будущего своего хозяйства он готов на все.
Поначалу, сразу после знакомства, он показался мне прямодушным. Помогал советом, давал семена и саженцы, делился секретами мастерства, не уставая повторять, что добрые отношения выше конкуренции. Вечерами устраивал весьма познавательные для новичка «политинформации», рассказывая о власть придержащих и о дельцах всех мастей города N-ска. Нередко я слушал его с открытым ртом. Он был весьма осведомлен, но говорил обо всем просто, без заговорщицких интонаций, не напуская на себя пущей важности. Он называл вещи своими именами, и это меня подкупило. Долго ли, коротко ли, во время вечерних бесед он начал потихоньку поливать грязью тех людей, от которых напрямую зависел наш бизнес – в частности, Равиля.
- Возит, паразит, тухлую воду, да еще через пень колоду,– от негодования Быдленко переходил на рифму. – Да он на всех нас болт клал, мы ж никуда не соскочим! Что ж за город такой, Господи? Что за люди?!
Этими завываниями он наконец вывел меня из равновесия, и как-то раз я высказал Равилю претензии от лица всех огородников. Тот долго, как удав, смотрел на меня своими выцветшими от времени глазами. Кожа на его лице напоминала треснувшую под солнцем глину. Его рыжая кобыла, просунув морду в дыру в заборе, жрала мой салат. Наконец, он медленно перевел взгляд на стоящего рядом Быдленко:
- А ты щто скажишь, старый? Ты тожи недаволэн?
Глядя в сторону и улыбаясь улыбкой Моны Лизы, тот быстро прошелестел:
- Лично меня все устраивает, Равиль Саярович…
Не словом, ни взглядом Равиль меня больше не удостоил. Он тронул поводья и медленно укатил восвояси. И потом проезжал мимо моего огорода целых три недели. Быдленко рассчитал все точно: без регулярного полива любые усилия шли прахом. Когда от засухи зажелтела даже морковная ботва, я сдался и упал старому татарину в его кривые ножки. Равиль долго улыбался, показывая длинные желтые прокуренные зубы, и поднял мне цену в два раза.
Урожай спасти не удалось. После этого случая Быдленко решил, что я морально сломлен раз и навсегда, и с головой окунулся в стихию недобросовестной конкуренции. Однажды, когда я на неделю уезжал к матери, он самовольно перенес забор, разделяющий наши участки, и прихватил себе пару метров. Дабы вернуть забор на его законное место и восстановить справедливость, я позвал товарищей, но как только мы взялись за лопаты, как из-под земли возник Мент и с интонацией вокзального диспетчера объявил нам, что забор может быть перенесен обратно только по решению суда.
Весь прошлый август и сентябрь я пытался решить этот вопрос законным путем. Когда клены сбросили последние листья, силы меня покинули. Я создал себе алиби, уехав на пару дней, а мой старый школьный друг, прогуливаясь как-то поздним вечером по нашей улице с очередной дамой, нечаянно уронил окурок в сухую траву, колосившуюся вдоль спорного забора. Как многие рачительные хозяева Быдляев был жмотом, и поставил забор из старого горбыля.
Горбыль сгорел вместе с травой. Искры, чувствуя свое дальнее родство со звездами и повинуясь зову крови, стаями взмывали в ночное небо. Сполохи пламени выхватывали из лилового сумрака увитую виноградом беседку.
Я вернулся на следующий день к вечеру. Спустя всего четверть часа Быдленко напару с Ментом уже колошматили в мою дверь, но припереть меня к стенке шансов у них не было…
Мент. В девяностые он открыто «крышевал» местный рынок, на котором огородники N-ска и по сей день торгуют своей продукцией. Ежедневно он обходил продавцов с большой спортивной сумкой и собирал оброк. Делал он это молча, даже не удостаивая продавцов взглядом. Просто подходил и начинал складывать харч в сумку. Чего попало не брал, выбирал тщательно, не спеша. Подолгу крутил в руках помидоры и яблоки, давил их большим пальцем, выискивая битые бочка, разламывал сливы и абрикосы, проверяя, не червивые ли. Морковку брал не всем пучком, а вырывал из него экземпляры с круглыми кончиками (самые сладкие), остальное бросал себе под ноги.
Тех, кто пытался возмущаться, Мент наказывал: так же молча сбрасывал все с прилавка на грязный, заплеванный асфальт, под ноги базарной толпе. Делал он это, казалось, совершенно беззлобно, с каким-то отрешенным выражением лица. Такое лицо бывает у людей, стоящих в длинной очереди. Можно ли сказать, что Мент был циничным, жестоким, бездушным, наглым? Пожалуй, нет. Его действия настолько поражали воображение, что он, скорее, существовал вообще по ту сторону добра и зла. Даже тертые базарные бабы боялись его больше бандитов…
Когда времена открытых поборов прошли, Мент «легализовался»: пробил в администрации нужные решения, и вокруг рыночной площади, а также на всех прилегающих улицах понавешали запрещающих знаков. Теперь в районе рынка оставить машину безбоязненно (а имели место неоднократные случаи вандализма; виновных не нашли) можно было только в одном месте – на платной стоянке, которую устроили, спешно снеся старинный дом постройки XIX века, памятник архитектуры… По странному стечению обстоятельств стоянка была оформлена в собственность на жену Мента.
Цены были рыночные, если не сказать, сказочные, и успешно соперничали со стоимостью обеда из трех блюд в аэропорту «Домодедово».
Ну ладно, хватит воспоминаний. Надо идти работать. От моего утреннего настроя начать новую жизнь не осталось и следа, но все же день надо было как-то спасать…
- Тэ-экс, проверочка!
Ого, похоже, на сегодня неприятности еще не закончились! Я приподнялся и осторожно выглянул из разбитого окошка предбанника. Ох ты, мать твою за ногу, так и есть: инспектор из РосОвощНадзора Тупорылов, собственный перцовый. Кличка у него «тэкс-проверочка». Эта фраза у него всегда вместо «здравствуйте».
Тупорылов стоял посередине огуречной грядки, прямо перед баней, и, не дождавшись ответа на свой фирменный позывной, вертел головой по сторонам словно новичок на нудистском пляже. Испытывая некоторую нерешительность, он топтался на месте, додавливая оставшихся в живых воинов из клана Огурцов.
- Гхм… Тэ-э-экс, проверочка! – попробовал он еще раз, взяв ноту повыше.
- Я здесь, ваше величество,– подражая Ля Шене из всенародно любимого фильма звонко отрапортовал я и, распахнув дверь, шагнул из бани на свет божий. Мы едва не коснулись носами.
- Проверочка? – на всякий случай уточнил я.
В ответ Тупорылов порывисто икнул. Пока инспектор из РосОвощНадзора приходит в себя, у уважаемого читателя есть минутка, чтобы его рассмотреть.
Выглядит он точно так, как изображали в послевоенных фильмах директоров заводов. Несмотря на некоторую полноту, он подтянут, скор в движениях, строг лицом и деловит. На нем темный костюм, но брюки коротковаты. Волосы со лба зачесаны на лысину. На лице очки в роговой оправе со стеклами чудовищной толщины. Тупорылов исключительно косноязычен и временами заикается.
- Стало быть, т-трудитесь, не покладая рук, так сказать?
Я повернулся к нему, чтобы он лучше рассмотрел кровь на лице, разорванный свитер и вымазанные в земле штаны. Некоторое время он, пристально щурясь, разглядывал меня. Сквозь сильные линзы очков глаза его казались огромными, что придавало его лицу весьма отважно-любознательное выражение.
- Вы не поверите: еще не начинал.
- То-о есть как это, п-простите, не начинал? Время уже т-того… одиннадцатый час, до обеда еще далеко, значицца – извините! Как говорится, рабочий день! От так!
За полтора года знакомства я так и не постиг логику и образ мыслей этого человека, но в чем-то они были безупречны.
- Это что же получаицца, а? Вы находитесь при исполнении, как говорится, трудовых обязанностей. И при этом – при этом! – без спецодежды. Стало быть – ага! – нарушаете!!
Тупорылов смотрит на меня торжествующе, как гроссмейстер, за четыре хода загнавший оппонента в хитроумную ловушку. Я отвечаю ему взором, исполненным вселенской грусти. Я уже не знаю, как разговаривать с этим человеком. Все-таки есть на свете вещи, которым просто нельзя научиться, они передаются только по наследству. На досуге надо будет составить генеалогическое дерево Тупорыловых.
- Она у меня в стирке,– пытаюсь я «включить дурака».
- Так-так-так-так-та-а-ак!!! – еще больше оживляется блюститель порядка,– а вы ее, значицца, как стираете?
- В корыте.
- Не имеете такого права!!! – указательным пальцем, направленным мне в грудь, Тупорылов совершает движение, напоминающее выпад рапириста. – Вы, эта-а, удобрения в хозяйстве используете? Значицца, п-производство у вас вредное, так? И вот эти все, будем говорить, вредные вещества оседают на вашей спецодежде! Стирать, как говорится, в домашних условиях, не имеете права. У вас должен быть заключен договор с п-прачечной.
На «прачечную» напрашивается сочная рифма, но небо посылает мне силы сдержаться.
- Значит, весь день ходить в спецодежде можно, работать можно, а стирать в корыте нельзя?
- Не на-а-адо, товарищ, не на-а-адо! Государство о вашем здоровье, так сказать, заботится, а вы…
Марсианская логика РосОвощНадзора непобедима. Я ни секунды не сомневаюсь, что если бы это ведомство издало бы директиву о том, что у всех огородников должен быть один глаз, на следующий день Тупорылов пришел бы ко мне с предписанием выколоть второй, и до обеда по факсу переслать ему копию платежки за шило.
Вот и сейчас он уже достаточно разогрелся. Что последует дальше, я знаю наизусть: я мог бы усадить инспектора в шезлонг с коктейлем в руке, а сам исполнить партию за него. Но комедия абсурда – не мой жанр.
- Та-а-ак!! – он с деланным изумлением оглядывается вокруг, словно только что увидел мой огород. – Это что же, предприсание опять не выполнили?!
- Какое именно? – тупорыловские предписания я оплачивал, но затем, из чувства социального протеста, обклеивал ими сортир.
- К-как это, какое? Ишь ты! Да вот такое! – инспектор ловко извлекает из портфеля заранее приготовленную бумагу. Он что-то бубнит себе под нос, ища в тексте нужное место. Читая, он то и дело поглядывает на меня. При этом он то надевает, то снимает свои роговые очки, и делает это настолько часто, что невольно приходит мысль о бессмысленности происходящего. Господи, сколько же лишних движений совершает этот человек! Впрочем, и вся его работа…
- Во-о-от, нашел! Согласно постановлению областного комитета РосОвощНадзора номер такой-то от такого-то числа уклон грунта на землевладениях лиц, осуществляющих сельскохозяйственную деятельность в индивидуальном порядке, не должен превышать пяти градусов! А у вас?!
- Гражданин Тупорылов! – при слове «гражданин» он вздрагивает, – Если вы не заметили, все огороды на левой стороне нашей улицы расположены на склоне холма. Полгорода на холме стоит! Как, по-вашему, я могу выполнить предприсание?!
- Не на-а-адо, товарищ, не на-а-адо! Пререкаться будем или что будем? Государство предоставило вам возможность, в некотором смысле, заработать в условиях рыночной, так сказать, экономики. И при этом просит вас выполнять некоторые несложные п-правила. И все – трудитесь, богатейте! А вы – не-е-ет!
Нервы у меня потихоньку сдают. Невольно прихрамывая (Мент, сука), я начинаю наступать на овощнадзорского зомби, тесня его к калитке. Вид у меня довольно устрашающий: грязная и рваная одежда, всклокоченные волосы, окровавленный глаз... В общем, финальные кадры из фильма «Терминатор-2». Тупорылов пятится, прикрываясь портфелем, и сослепу наступает в навозную кучу (вчера я спер несколько ведер из колхозного коровника). Он верещит, брезгливо болтает ногой, но не сдается:
- Та-а-ак! Навоз, значит? Где брали? Где платежные документы? А сертификат соответствия? Где ветеринарное свидетельство, что там нет глистов? Чем раскидываете по огороду? Где инструкция по эксплуатации совковой лопаты? Где акты на списанный инвентарь?
Все-таки надо отдать должное – он достойный противник! Остается только порадоваться за государство, что у него такие исполнители – рыцари без страха и упрека. И без лишних вопросов в голове…
Обойдя меня стороной, Тупорылов усаживается на завалинку бани писать очередное предписание, грозящее физическому лицу штрафом в три тысячи рублей.
Ну, пусть пишет, писатель.
…Как ни странно, я трудился почти без помех до самого вечера. Поначалу – безо всякого настроения, но потом втянулся. Руки работают – голова не болит.
В начале седьмого вечернюю тишину и мои планы вновь нарушил хруст гравия: на новом Хундае-Элантре пожаловал мой арендодатель, Мыльный-Пузырев. Вот он, вылезает из машины, словно на сцену выходит. На нем дорогой костюм, но носить его он не умеет. Шагает он широко, раскидывая в стороны ноги, обутые в ботинки с длинными, слегка загнутыми кверху носами (если не ошибаюсь, эта сомнительная мода, к счастью, отошла в прошлое лет пять назад). В общем, выглядит он торжественно и нелепо, как клоун на похоронах.
Мыльный-Пузырев работает юристом и одновременно является депутатом городской Думы, возглавляя региональное отделение партии… ну, вы знаете, какой. Профессия обязывает его к четким формулировкам, а необходимость регулярно пудрить мозг избирателям приучила к велеречивости и неуместному пафосу. Жуткий коктейль из этих плохо сочетаемых ингридиентов превращает его речь в настоящий словесный понос, и уловить смысл стоит большого труда.
- Добрый вечер. Настало время нам серьезно поговорить, причем, не откладывая ни на минуту. В плане обсуждения ближайших перспектив необходимо внести в наши отношения некоторые существенные коррективы. – задрав подбородок, Мыльный-Пузырев смотрит мимо меня, на закат, и потягивает тонкую сигаретку с ментолом. Картинно отбросив ножку, точь-в-точь как Чичиков, он всем видом являет монумент самому себе, озаренный лучами заходящего солнца.
- Поскольку эти коррективы касаются вопроса осуществления вами трудовой деятельности и затрагивают ваши кровные интересы, то в процессе обсуждения данного вопроса я постараюсь быть предельно деликатным и, в свою очередь, надеюсь на понимание с вашей стороны. В последнее время целесообразность дальнейшего сотрудничества вызывает у меня целый ряд непростых вопросов…
А-а-а, ну понятно. Я жестом прерываю его.
- Давайте сэкономим время. Вы хотите расторгнуть договор аренды или пересмотреть платежи? – сегодня у меня нет сил расплетать эти словесные кружева, – если так, то прошу вас, давайте обсудим это завтра – сегодня я немного не в форме…
- Н-н-н-ну хорошо, я пойду вам навстречу. Следующий раунд переговоров проведем завтра, не позже полудня. – Он выбрасывает руку мне навстречу.
Зараза, только этого мне не хватало…
Я оглянулся на изуродованные грядки. Ни физических, ни моральных сил наводить порядок не было. Завтра, все завтра.
Горел закат. Издалека доносился стук колес – это неведомый поезд уходил куда-то в даль, без сомнения, сказочную и прекрасную. Почему этот звук всегда так волнует сердце? Огромное красное солнце, опускающееся в перину малиновых облаков под перестук колес – не это ли воплощение прекрасной, по-детски чистой мечты, которой не суждено сбыться никогда? пронзительной надежды на чудо, которому никогда не случиться? Откуда эта тоска?
Я добрел до бака с водой и умылся. Постоял с минуту, затем стянул свитер и, поднимая брызги, обмылся по пояс. Окунул голову в воду, уже ответившую взаимностью вечерней прохладе, и потом стоял, раскинув руки, перед уходящим на покой светилом, чувствуя, как капли воды стекают по лицу. «И солнце было укрощено, и небесный огонь догорал где-то в глубине». Пожалуй, сегодня мне стоит выпить.
Круглосуточный ларек на рыночной площади не мог позволить себе иметь холодильник. Но разве могла меня расстроить такая мелочь? Если вдуматься, по-настоящему бояться стоит лишь нескольких вещей в жизни.
Мой обратный путь лежал мимо колонки. Видимо, какой-то механизм в ней был безнадежно сломан, и из соска постоянно тонкой струйкой бежала вода – она пробила в грунте небольшую ямку, куда как раз помещалась пара пивных бутылок. Что ж, минуту можно и подождать. Я закурил и вспомнил, что не курил полдня. И с утра ничего не ел. Блин, во всем городе напора нет, а из каждой второй колонки сутками течет вода!
Впрочем, никогда не следует забывать, в какой стране живешь. Взять того же Равиля, или Быдленко – люди выживают как умеют. Конечно, толика порядочности им не помешала бы, но разве есть место порядочности в бизнесе, сутью которого является все тот же естественный отбор? Который – даже не война, как написано в иных умных книжках, а просто уличная драка? Не знаю…
Да я и не держу зла на них всех. Драки пару раз в неделю я уже воспринимаю почти как тренировку.
Э-эй, люди! Я прощаю вам затоптанные заживо огурцы, разможженные черепа кабачков и оскверненную петрушку! Я все равно буду заниматься своим делом, потому что ничего другого не умею и не хочу, так уж легла карта. Лишь бы голову не проломили…
Первая бутылка закончилась. Кто-то в пятиэтажке напротив слушал старый альбом «Уматурман»:
Раненный в висок мыслью глупой я:
Слезы на песок – смысл бытия…
Когда я подошел к дому, на город уже опустились сумерки. Тупорылова след простыл. У моего забора стояла большая компания. При мысли об очередной драке ребра нещадно заломили. Хорошо, что не выбросил бутылку! Можно разбить ее и…
- Простите, а это ваш огород?
Надо же, вежливые! Спрашивал лысыватый, интеллигентного вида парень в очках, которого я сразу про себя окрестил «Доцентом».
- Мой.
- Вы простите, пожалуйста, за беспокойство, просто я и мои коллеги занимаемся проблемами сельского хозяйства. Мы вот тут гуляем и заодно изучаем N-ские огороды. Не могли бы вы ответить на пару вопросов?
Ни хрена себе научная конференция на выезде! И как этих ребят сюда занесло? Час от часу не легче… Впрочем, бить меня они, похоже, не собираются.
- Да мог бы, почему нет.
- Пока вас не было, мы имели возможность составить первое впечатление о вашем хозяйстве. Но прежде всего нас интересует, как вы сами его оцениваете.
Я невольно бросил взгляд за забор. Огород был похож на городской парк после Дня десантника. Ну почему так всегда получается? Я загорел дочерна на этих проклятых грядках. Мои ладони настолько загрубели от лопаты, что я уже с трудом держу ручку. Я не раз срывал спину, таская мешки и ведра, и теперь она невыносимо ломит каждый вечер, особенно перед дождем, и заснуть мне удается только свернувшись калачиком. Почему обстоятельства все время отнимают у меня плоды моего труда? Почему жизнь ставит столько препятствий? Почему мне сейчас стыдно за то, в чем я не виноват? Или все-таки виноват, потому что не умею «делать дела»? Я задавал себе эти горькие вопросы и тут же понимал, что ответ на них только один: это мой огород, и что бы ни случилось, я отвечаю за него с потрохами…
- Извините за откровенность, но ваше хозяйство неважно выглядит, особенно грядки с огурцами и капустой. Скажите, а вы вообще много времени уделяете своему огороду?
Я невесело ухмыльнулся. Обветренные губы треснули.
- Всю свою долбаную жизнь.
- Понятно. Тогда давайте разберемся в причинах.
На что я сейчас был меньше всего настроен, так это на разговор по душам и откровения с первыми встречными.
- Да как вам сказать… Не до всего сразу руки доходят.
- Во-от! Так очень часто бывает: до самого главного руки не доходят. Очень многие люди упорно тратят время на те восемьдесят процентов причин, которые определяют всего лишь двадцать процентов результата. А мы давайте начнем с главного: прежде всего, необходимо четко сформулировать свою цель, определить, в чем состоит главная ценность твоего труда…
- Диман, да не грузи ты человека! – прогудел из-за спины Доцента высокий малый. Даже в сумерках я разглядел его крупный нос с горбинкой и большие уши. Он слегка шепелявил. Невольно повинуясь привычке с ходу давать всем прозвища, я присвоил носатому псевдоним «Грека».
- Нет, ну если мы вас напрягаем, или вы устали… – Доцент виновато пожал плечами и дружелюбно улыбнулся.
- Да нет, все нормально, валяйте, – я устало прислонился к забору.
- Вот вы сами как считаете, какие у вашего огорода основные проблемы?
Этот простой вопрос поставил меня в тупик. Я полез за сигаретами. Блин, легче сказать, каких проблем у моего огорода нет! Затянувшись, я промямлил:
- Ну, какие-то проблемы всегда есть…
Мой ответ явно не удовлетворил Доцента.
- Может быть, вы недостаточно мотивированы на результат? Так сказать, недостаточно вовлечены?
Поначитались, блин, умных книжек! Недостаточно мотивирован и вовлечен? Эх, ребята-ребята… Да если я заброшу свой огород, мне жрать будет нечего! Так что я вовлечен и мотивирован, в прямом и переносном смысле, по самые помидоры…
- Вы только не обижайтесь, мы вас не критикуем, просто у нас тоже есть кое-какой опыт в этом деле, и мы видим, что проблемы-то у всех сходные,– это подал голос еще один тип из компании, сутуловатый брюнет с глубоко посаженными глазами, которого я окрестил «Философом», – … но беда в том, что люди избегают откровенного общения, предпочитают не говорить о проблемах, скрывают свои истинные личные цели, и даже если пытаются достучаться друг до друга, то слова не передают смысл.
Для моего мозга, омытого бутылкой Б-9, это был, пожалуй, перебор. Какое-то время я задумчиво смотрел на соседскую кошку, которая, как канатоходец, шла по забору из штакетника, точно ступая лапами на спиленные треугольниками верхушки досок. И как она не падает?
- Многие из нас тоже работают на огородах. Мы готовы помочь вам в решении проблем, если, конечно, вы готовы их признать, откровенно обсуждать с нами и совместно искать пути решения,– не унимался Философ.
- Можете помочь? – меня вдруг торкнуло. – А драться из вас кто-нибудь умеет?!
Говорливая компания на минуту смолкла.
- Ну-у, в этом мы вам вряд ли поможем… (Я невольно бросил взгляд на их руки – костяшки кулаков никогда не знали не то что драки, но даже боксерского мешка.) Давайте лучше так: мы попробуем сформулировать проблемы, которые мы сами у вас увидели, и предложим решения, а вы нам потом выскажете свое отношение,– рассудительно объявил Доцент. – Вот смотрите: основная цель бизнеса, без лукавства – это прибыль. Для этого в нашем случае требуется собрать хороший урожай, а для урожая что важно? Хороший посадочный материал, плодородная почва и регулярный полив, верно? Давайте начнем с семян. Где вы их берете? Не кажется ли вам, что лучше всего покупать их в специализированных питомниках, поскольку там над задачей селекции работают целые коллективы ученых, там этот процесс поставлен на системную основу – следовательно, больше гарантий качества.
Действительно, в соседнем районе был хороший питомник, еще в советские времена знаменитый на всю страну. И деньги бы наскреб, только вот на чем везти? Моя девятка уже месяц стояла на приколе: через неделю после всесожжения забора я обнаружил ее с разбитой лобовухой и проколотыми шинами… Впрочем, ребята дело говорят – вот восстановлю машину и на следующий сезон затарюсь хорошими семенами.
- Диман, опять ты со своим научным подходом! – Грека подошел ближе. –Давайте спустимся на землю. Вы ее, кстати, регулярно удобряете? Что-то не похоже… А у вас ведь колхоз под боком – бери тачку и вози навоз, затрат практически никаких.
А я так и делал, пока тачка была. Но по весне ее спиз… гм… украли. Сейчас ношу ведрами. Без тачки беда, покупать все равно придется, но это только в сентябре, с выручки от урожая. Классная тачка была у Быдленко, но просить не буду. К тому же от коровника к огороду приходится двигаться все время в горку. В прошлом году возил – уже на полпути дух вон…
- Или вот взять воду – она ж у вас тухлая, из бочки за километр воняет! Лягушки по ночам спать не мешают?
А Грека, оказывается, ехидный. Не боится обижать людей. Нет, лягушек нету. В прошлом году в бочке все лето караси жили – как-то наловил в равилевском пруду, а жарить настроя не было.
- … а раз вода тухлая, значит, застаивается, потому что практически не расходуется – следовательно, поливаете редко. На кого ж тогда обижаться, что урожай хреновый?
Ну, надо же, прям Шерлок Холмс!
- …поливать-то надо каждый день, и свежей водой! И водовозу сказать, чтоб приезжал регулярно.
Я представил себе Равиля, прилежно сидящего за партой и скалящего желтые зубы, и себя, в мантии и колпаке магистра, вещающего наглому дремучему татарину о принципах вовлечения поставщиков и системе Just-In-Time. Меня разобрал смех.
- Я что, что-нибудь смешное сказал? – полез в бутылку Грека. – Это же элементарные вещи, понятные даже ученику третьего класса средней африканской школы, удаленной от железной дороги!
И шутки у него солдатские.
- Да нет, вещи вы говорите совершенно разумные. Как это мне самому не пришло в голову?
- Ну вот! И потом, можно было бы исключить некоторые потери. Вот, например, вы воду из бочки как берете – погружным насосом? Ага, смотрите: она стоит у забора, а если переместить ее в центр огорода, тогда не пришлось бы тратить столько времени на перетаскивание длиннющего шланга!
Валтузить шланг, действительно, надоело. К тому же, он вечно путается и перегибается. Вот только идея с инсталляцией бочки в центре участка приведет только к тому, что я снова останусь без воды. Даже если я проложу к бочке асфальт, постелю красную ковровую дорожку, а в саму бочку запущу озорных русалок, Равиль в гробу видал делать лишние движения, тем более ехать в горку.
- Скажите, а вы ругаете овощи, если они плохо растут?
От неожиданности я выронил сигарету, поднял, опалил фильтр зажигалкой и снова прикурил. Заметил искры иронии в глазах Философа. Поразмыслив, решил ответить на вопрос так, как он был задан.
- Ругаю – не то слово. Матерю каждый день, на чем свет стоит.
Это было правдой. Почти все овощи доставляли хлопоты, заставляли нервничать и принимать непопулярные решения. То огурцы залезут своими плетнями на крыжовник, то горох опутает картофельные кусты. Тыквы своими огромными листьями вечно затеняют клубнику, а стоит хоть на неделю расслабиться, как весь огород заполоняет чертополох…
Да и сам я, чего греха таить, в первые полгода понаделал массу ошибок, которые теперь, задним числом, казались мне глупейшими и совершенно непростительными. Сначала я бестолково разместил культуры на огороде, отдав самые солнечные места второстепенным растениям, и незаслуженно обделив вниманием те, от которых, как выяснилось впоследствии, зависела практически вся моя выручка. Во-вторых, ухаживал я за своими питомцами неумело, много сил тратил почти впустую, и в погоне за мелочами упускал главное. Это теперь я умный, но за науку я заплатил очень дорого. Да и бывает ли иначе? Взглянуть бы в глаза человеку, который придумал поговорку о том, что умный учится на чужих ошибках… «Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок!». И чем дальше я топаю по выбранной дороге, тем более критическим становится мой взгляд на себя самого.
А может, это вообще в природе овощей – все время залезать на чужую территорию, хотя своя еще толком не освоена? В этом смысле овощи – совсем как люди. Те тоже внутрь себя смотрят ласково, со снисхождением, держа наготове тысячи причин и оправданий, но никогда не упустят возможности поискать бревно в чужом глазу. Иных «харизматичных» руководителей бесит слабохарактерность и бесхребетность подчиненных, но, видит Бог, нежелание переступить через свои амбиции и антипатии даже ради очевидной цели (успех общего дела), категорическое нежелание находить точки соприкосновения с коллегами – еще страшнее.
Вот и овощам естественный отбор диктует свои правила, без хозяйской руки быстро возвращая их в первобытное состояние. Ну не хотят они окультуриваться и мирно сосуществовать! «Железная рука» – крест на инициативе и желании брать на себя ответственность (и, в конечном итоге – на развитии). Демократия же в огороде – сродни анархии. Сначала более сильные и наглые в два счета оставят без солнца тех, кто слабее, а еще через некоторое время вы вдруг обнаружите, что выращиваете лишь один долбаный чертополох... Где истина?
В плане добра и зла с чертополохом все понятно, но каково сердцу без конца обрывать огуречные плети, намертво обвившие шипастые ветви крыжовника? Как расплести это дьявольское макраме, не пролив ни капли крови? Я не хочу становиться монстром. Деньги, заработанные на земле, не стоят скорби от вырванных корней и отрубленных плетей.
Я не знаю, какими словами описать жизнь. Жестокая, беспощадная, циничная, сложная? Все, что я понял к своим почти сорока годам – это то, что она протекает по своим непреложным, неумолимым законам, и я пока постиг лишь немногие из них, и то ценой страшных ошибок и шрамов на сердце.
- … скажите, а вы планируете свою работу? Ведь любое развитие протекает в соответствии с циклом PDCA, согласны? Оцениваете ли возможные риски, учитываете ли их в своем плане?
Это снова Философ прервал мои невеселые размышления. Я представил, как ко мне явились Эдик, Быдленко и Мент, а я им ручкой так – мол, обождите, господа, драка у нас по плану только завтра, в 14:30. И попрошу не опаздывать! Они посопят-посопят, нехотя развернутся, и, потирая кулаки, побредут восвояси, сдерживая жгучее желание меня отмутузить.
Рассказать, что ли, моим собеседникам про сегодняшнее утро? Про душевный подъем, мечту о новой жизни? И про бесконечное «тушение пожаров»? Нет, пожалуй, не стоит. В двух словах не скажешь, а для обстоятельного разговора уже поздновато, завтра весь день пахать…
И все же, обдумывая вопрос, я прикинул в уме, что из-за выходок Быдленко, демаршей Равиля, визитов Эдика, превратностей погоды и еще десятков причин мне пришлось бы переделывать годовой план раз тридцать! Этак мне за лопату держаться некогда будет. И если даже «плану выпуска» суждено сбыться, имеет все шансы полететь ко всем чертям «план продаж». Вот, например, прошлой осенью городской рынок закрыли на две недели по решению СанЭпидемСтанции за антисанитарное состояние (состояние и впрямь было ужасное, но на самом деле это администрация «воспитывала» хозяев).
…Уже совсем стемнело. Вокруг уличных фонарей стаями кружили ночные бабочки, то и дело ударяясь о большие, желтые, как дыни, лампы. Мы еще беседовали некоторое время. Доцент поинтересовался, слышал ли я что-нибудь о «бережливом растениеводстве». Я отвечал, что это набор инструментов, с помощью которых можно успешно бороться с сорняками всех видов (в свое время я прочитал пару книг). Он одобрительно кивал. Затем компания развернулась и, оживленно обсуждая наш ночной разговор, двинулась вниз по улице.
Я смотрел им вслед, и меня не покидало ощущение, что мы говорили будто об одном, но… на разных языках, что ли? Или нет, даже не так: как будто мы общались, находясь в одном пространстве-времени, но в разных измерениях. Как в рассказе Брэдбери «И все-таки наш…».
Понимают ли они, что сегодня в нашей стране вкладывать деньги в производство «с нуля», с голого поля, станет только больной, сумасшедший или фанат? И если кто-то все же отважился заработать, создавая реальные ценности, то указывать ему, что его огород «неважно выглядит» – это все равно что пенять бедолаге, которого в подворотне бьют сразу четверо, что у него плохая прическа и неровно повязан галстук.
В душе вы ему сочувствуете, хотите помочь, дать совет.
Вы говорите ему: «Простите, но у нас тут есть мнение, что вы не очень-то хорошо защищаете подбородок! Мы бы рекомендовали вам держать руки повыше. А еще мировой опыт свидетельствует о том, что ногой надо резче, резче!». Но он не реагирует. Вам кажется, что он не слышит.
Вы говорите ему: «Существуют некоторые приемы, которые позволили бы вам драться эффективнее! Вы не хотели бы обсудить их вместе с нами, обменяться опытом?». И снова тишина в ответ. Может, он слишком самолюбив, чтобы прислушиваться к чужим советам? Или просто себе на уме?
Нет, друзья, просто он находится в особом состоянии боевого аффекта. Советы хороши на тренировке, где есть возможность остановить время, разобрать ошибки, отработать связки в замедленном темпе. В хаосе уличной драки такой возможности нет. Не дают поднять голову. И есть только один способ помочь: встать с ведущим неравный бой спиной к спине и оттянуть на себя половину противников.
Знать приемы – еще не значит уметь драться. Уметь драться – значит, выжить в десятке серьезных переделок, таких, где заранее не знаешь, просто ли намнут бока и отнимут бумажник, или же забьют насмерть.
Особенно больно, когда бьют свои, неожиданно, исподтишка. По хорошо известным болевым точкам.
В драке побеждает не тот, кто знает больше приемов или лучше подготовлен физически. Побеждает тот, у кого больше шрамов на шкуре, кто умеет выживать. Кто злее.
Можно изучить множество приемов, тренироваться два раза в день, отжиматься на кулаках сто раз – и стать сильнее. Но как научиться быть злее?
Вы собираетесь вместе, обсуждаете различные «бережливые» приемы, мечтаете, как было бы здорово, если бы все это работало, и размышляете над тем, почему «на нашей почве» это не работает. В моем же измерении задача выглядит так: построить бережливое предприятие в принципиально небережливом окружении. А это все равно что построить коммунизм в отдельно взятой стране…
Я смотрел им вслед. Ребята неплохие – рассудительные, головастые. И, главное, хотят что-то изменить к лучшему. Таких бы побольше – глядишь, и жизнь в нашем захолустном N-ске маленько наладилась бы…
До меня донеслись обрывки голосов:
- …давно говорил, что среди огородников много нормальных людей, искренне желающие улучшить свою деятельность. Вот тебе пример – человек все понимает, готов общаться, обсуждать! А у тебя все самодуры с больным самолюбием, все из грязи в князи…
- Понимает-то он понимает, да хренли толку? В огороде у него полная жопа!
Я вспомнил, что завтра с утра придется встать пораньше, чтобы после очередной драки навести в огороде порядок. Снова навалилась усталость.
В бутылке оставалось еще несколько глотков пива. Постояв с минуту, я поднял руку и медленно вылил хмельную влагу на землю. В один миг она впиталась с тихим шорохом: дождей давно не было.
август-сентябрь 2010 г.
Комментарии
Может, тебе не огородничеством на жизнь зарабатывать, а книжки писать? В этом твое призвание?
Впрочем, я сам знаю, что бред говорю. Извини. Знаю потому, что мне тоже случалось снискать от благодарных читателей похвалу за несколько удачных строчек и совет переквалифициро ваться в писатели. Тем не менее, как не было у меня идей о том, как зарабатывать на хлеб насущный на ниве музы, так и нет до сих пор. Искусство - это одно, а бизнес - совсем другое...
Опус зол твой и справедлив...и грустен.
Странно, что твой герой не прервал своих вечерних доброжелателей просьбой показать сперва свой огород - успешный и по всем правилам возделанный. Чтоб увериться в их праве дать советы.
Мягкий он слишком, твой герой. И правда, надо быть злее. Чего тут учиться-то... просто вскипеть, и все!
Отхлестать Мента его же поганой дубинкой по ребрам. Кому он пойдет жаловаться, он же сам бандит?
Жадного татарина-монопо листа взять и утопить в его же зловонной бочке.
А потом ночью прокопать канаву от незаконно прихватизирован ного татарином пруда к своему участку.
Все это - череда безумных поступков... которые отчаявшегося смельчака мигом поставят вне закона. Или, как минимум, приведут к расторжению тестем договора аренды участка по наущению зятька-монополи ста. Разозлиться можно, короче, потешить свою гордость в драке, но хватит этой гордости ненадолго...
А если биться с этой сволочью ее же методами? Не может же быть, что так все беспросветно. (А если и вправду беспросветно, то может к черту его, этот собственный бизнес?)
Чего стоит этот паскуда-татарин без своего тестя? Да ноль без палочки.
А тесть - он что, вечный на своем месте? Неустранимый? И нет на его хлебное место претендента из какого-то другого враждебного клана? Который наймет другого Мента, чтоб наказал татарина по всей строгости закона за монополизацию госсобственности?
Это все уже - политика... грязная штука, подлая... и если ей заниматься всерьез, то до лопаты и огорода уж и не доберешься.
Да и не царское это дело - лопатой-то махать в собственном огороде... Хозяину бизнеса в высокие кабинеты ходить положено - вопросы решать, да на светские рауты, а кто ж его, с мозолями на руках, там за ровню примет?
Ну так и позови этих... умников-советчи ков... лопатой-то махать на твоем огороде! Знания свои хитрые применять. Воспитывать овощи, как нужно жить, не заслоняя друг другу солнце. Премию хорошую от продажи урожая посули, да еще проследи, чтоб из этой премии что-то и сами овощи получили...за благоразумие хотя бы, и за то, что не завяли вовсе в твоем проблемном хозяйстве.
И уж если продадут урожай - сумей не обмануть их в том, что обещал.
Драться за тебя спина к спине они точно не станут. А вот джаст-ин-таймы развивать - пусть. И коль скоро ты сам прочитал ту же пару книжек, что и они, неужто они тебе смогут мозги запудрить симуляцией бурной деятельности?
А сам занимайся мудреной своей политикой. Нельзя так?
История твоя продолжения требует, видишь...
Словно читаешь прекрасную художественную литературу в сатирическом жанре, при помощи аллегорий, доли иронии, пародий. Очень точно изображен рабочий день многих генеральных директоров - проверка, менты, с одной стороны, консультанты с другой. Все всегда хотят своего.
Соглашусь с Юрием, необходимо продолжение. Иначе, непонятно, а можно в таких условиях работать вообще нормально и улучшения делать? И, что можно и нужно для этого делать?
www.dni.ru/economy/2010/9/30/199905.html
Блестяще, Леш! Мне очень понравилось. Не все доберутся до конца, многие прочитают начало и бросят. И зря. Тут нужно вчитываться и сразу размышлять, чтобы мысль ввинтилась в сердце, чтобы дрожь прошла по телу. И нужно перечитывать. Здорово!
Коллеги, этот рассказ нужно воспринимать как МЕТАФОРУ. Город N-ск - это страна Совковия. Огород - это предприятие. Действующие лица - это бизнесмены, власти, структуры. Мент – это не кнкретный мент, это все менты. Тупорылов – это все проверяющие органы. Овощи - это персонал (незаметный, безинициативный ). Разговоры и мысли - менталитет Совковии. Троица - это тонкая прослойка (интеллигенция) , от которой мало что зависит. Это мы и наш портал.
В конце рассказа, главный герой встретился словно с «инопланетянами ». Разговор на разных языках. Они уходят так же внезапно, как и появились. Но что-то должно остаться в душе, какой-то неизгладимый след, начало сдвига парадигмы. И он (главный герой) должен захотеть встретиться с ними вновь, захотеть показать им свой огород (свою реальность). Рассказ нуждается в продолжении. Но это должно созреть. Торопить не будем, но будем ждать. Спасибо за труд!
Надо нам вместе огород копать, а не советы давать и уходить.
RSS лента комментариев этой записи